Ворон и ветвь - Арнаутова Дана "Твиллайт"

Значит, Дорин? Запомню.

– Попробуй, – ласково говорю паладину. – Но учти, что ты сам это выбрал.

– Не сходится, – доносится от стены. – Я тебе не верю, колдун. Ты сказал, что тебе нужно сердце служителя Света. Как может служить Свету тот, кто поднимет руку на своего товарища, брата в Господе?

– А как же мне отделить истинно светлого от того, кто только притворяется? – почти мурлычу я в ответ. – В этом-то и дело… Тот, кто позволит себя убить, лишь бы не убить самому, – сохранит в себе Свет. А тот, кто согрешит убийством, – обратится к Тьме. Разве не ясно?

– А если мы не станем? – настаивает книжник. – Не оскверним себя в угоду твоим планам?

– Выберу жребием, – скучающим тоном сообщаю я. – А второй сдохнет. Или Рыжику отдам. Но советую хорошенько подумать. Если вам так уж не хочется играть в мою игру – обойдемся и без нее. В конце концов, я могу просто убить обоих, с кем-то да повезет. Поэтому и заказывал двоих, кстати.

Они молчат. И я молчу тоже. Рыжик вообще еле дышит, медленно придвигаясь, пока снова не прилипает к моему колену щекой.

– Я тебе не верю, – наконец тихо говорит книжник. Паладин молчит, губы у него сжаты так, что белеют даже на фоне бледного лица.

– Дело ваше. Но я не настолько человек, чтобы врать, – снова повторяю я, улыбаясь. – Могу дать любую клятву, что мне нужно сердце только одного из вас. Видите ли, сложность изготовления Щита в том, что его создатель должен ни разу в жизни не солгать. А таких даже среди фэйри немного. Потому и Щитов за всю историю было создано не больше дюжины.

– Это правда, – говорит книжник. – Я… читал об этом.

– Вот видишь, как полезно быть образованным, – улыбаюсь я. – Теперь ты знаешь, что я не лгу. Просто не могу солгать, чтобы не испортить работу. Кстати, придумал. Чтобы вы меньше раздумывали, я клянусь отправить того, кто выживет, к архиепископу Домициану. Отличная возможность узнать правду, не так ли?

– Ты… не можешь, – растерянно произносит книжник. – Мы тебя видели, были в твоем убежище… Ты не посмеешь… отпустить.

– И что с того? – интересуюсь я. – Вас привезли без сознания, дорогу все равно описать не сможете. А что я целитель и чародей, делающий амулеты, Домициан прекрасно знает и без вас. Когда уже вы поймете это? Мне нет никакого дела до вашей религии, я просто мастер, которому можно заказать редкую вещь. И лишние смерти мне совершенно не нужны.

– Где-то здесь… подвох, – хрипло произносит паладин.

Надо же, он пытается думать без приказа!

– Дорин, ты же не веришь ему? – В голосе книжника отчетливо слышится дрожь. – Он нас обманывает. Не знаю как – но обманывает. А если даже говорит правду, неужели ты готов спастись такой ценой?

– Почему же он? – вмешиваюсь я. – А вдруг повезет тебе?

– Я не буду драться. Не стану спасать свою жизнь ценой чужой!

Паладин молчит. У него даже пот выступил, не иначе как от непривычных умственных усилий.

– Если эта мразь права… – откашлявшись, наконец роняет он, – кто-то из нас должен вернуться. Кто-то должен спросить архиепископа, правда ли все это?

Я кошусь на часы. Половина песка пересыпалась. На столе все давно готово: начерчены символы, разложены оправа и кусок горного хрусталя для амулета.

– Хорошая мысль, – усмехаюсь я. – Ну так что? Чем поклясться, чтобы вы мне поверили?

– Так нельзя, Дорин! – В голосе второго звенит отчаяние. – Ты не веришь архиепископу, наместнику Господа?! Он не мог отдать нас на заклание! Если мы погибнем…

– То эта мразь… все равно сделает свой поганый амулет, – перебивает его Дорин. – А мы так и не узнаем… правды. И архиепископ не узнает, что с нами случилось. Этот чертов паук будет и дальше сидеть в своей уютной норке и ловить людей. От кого – сердце, от кого – кровь, от кого еще что! Я не хочу умирать как баран, чтобы кто-то получил защиту от всего на свете.

– И бессмертие, – мурлычу я. – Достойная цена, чтобы немного изменить принципам. Думаю, Домициан, как умный человек, это понимает.

– И ты ему веришь?! Дорин, ты веришь, что он кого-то отпустит?

Паладин хмурится. Тяжело дышит. Смотрит на меня, переводит взгляд на своего спутника и снова на меня.

– У тебя есть портал?

– Конечно, – подтверждаю я. – Не думаешь же ты, что я трачу свое драгоценное время, добираясь до покупателей? Но портал на одного.

– Отдай его своему щенку. И пусть подойдет ко мне. Им ты рисковать не станешь, верно? Когда сделаю дело – заберу у него портал.

– Дорин!

Паладин сплевывает кровавую слюну на пол. Скотина. Рыжик только вымыл! Но чего и ждать от монаха?

– Прости, Санс. Ты все равно попадешь на небеса как мученик. А мне всю жизнь отмаливать этот грех. Но я должен узнать правду. И остановить это.

Я вытаскиваю из кармана янтарную каплю на цепочке. Трогаю Рыжика за плечо. Мальчишка удивленно смотрит на меня.

– Ты ведь слышал? Иди развяжи его. И ничего не бойся.

– Я должен его отпустить?

В голосе Рыжика непонимание. Я киваю и улыбаюсь мальчишке, поправляя рыжую прядь, лезущую ему в глаза.

– Да, так надо. Он тебе ничего не сделает. Паладин!

Ловлю его взгляд своим.

– Портал пока побудет у меня. А то ты можешь решить, что проще увильнуть от сделки, сбежав сразу. А Рыжик постоит рядом с тобой. Сделаешь дело – и мы обменяемся.

Янтарная капля ровно и сильно светится в моих руках. Портал заряжен – это видно издалека. Паладин облизывает губы, глядя на него. Потом – на Рыжика, холодно, оценивающе. А неплохо на него подействовал эликсир – прямо оживил.

– И учти, – добавляю я. – Просто обменяться не выйдет. Рыжик мне нужен. Но этот заказ мне нужен тоже. Не рискуй, монах. Ты в моем доме, на моей земле. Попытаешься причинить вред мальчику – сделка расторгнута. Будете умирать так, что позавидуете мертвым.

– Хорошо. Согласен, – хрипло отзывается он.

– Иди, мальчик, – говорю я Рыжику. – Не бойся. Ты же мне веришь?

Он улыбается неумело, но куда лучше, чем год назад. Поднимается, делает несколько шагов и подходит к раме с паладином. Узлы затянуты намертво, и Рыжик оглядывается на меня.

– На столе нож, – подсказываю я.

– Дор! Не надо!

Морщусь от крика и отчаяния, звучащего в нем. Ничего, уже недолго. А потом спать – на сутки, не меньше.

– Прости, Санс, – повторяет он. – Мне жаль. Я быстро, не бойся.

Рыжик перерезает веревки. Первым делом освобожденный паладин хватает его за запястье и отнимает нож. Я вижу, как вздрагивает мальчишка, невольно рванув руку, морщится от боли, – и сам напрягаюсь.

– Осторожнее. Он не любит чужих рук.

– Твои зато любит, да? – брезгливо кривит рот паладин. – Ничего, минуту потерпит.

Я смотрю на Рыжика, внимательно смотрю, и под моим взглядом мальчишка успокаивается. Вместе с паладином покорно делает несколько шагов к стене, где, не стесняясь, всхлипывает невысокий полноватый человечек в изодранной рясе. Не сопротивляясь, встает рядом, не сводя с меня взгляда.

– Не надо, Дор… Прошу тебя…

– Прости, – снова повторяет паладин. – Я всю жизнь буду молиться…

В последний момент киваю. Резкое движение – короткий блеск. Выдернув запястье, Рыжик отпрыгивает назад. А на пол, к ногам привязанного, тихо всхлипывающего священника, медленно заваливается огромное тело. Паладин Дорин так высок, что голова едва не упирается в мое кресло, когда он безжизненно распластывается на полу. Из шеи, немного ниже уха, торчит рукоятка ножа.

И в этот момент меня все-таки скручивает. В голове вспыхивает кусок солнца, обжигая, заливая расплавом левый висок и дальше… Мир вокруг превращается в слепящую пустоту, и несколько мгновений я не могу даже дышать. Потом проявляются очертания лаборатории, испуганное лицо Рыжика, замершего в двух шагах. Молчит. Умничка. Раскаленный прилив в мозгу отступает, оставляя меня хватать воздух ртом. Знал ведь, что нельзя работать во время приступа, но что делать? Нужное сочетание звезд бывает раз в год и длится всего несколько часов. Рыжик вопросительно смотрит на меня, потом молча показывает на пустую чашку.